Георгий Ансимов. Уроки отца, протоиерея Павла Ансимова, новомученика Российского. — М.: Издательский Совет Русской Православной Церкви, 2005.— 256 с.
«Невысокая женщина с добрыми глазами, сидевшая за трапезой со мной рядом, тихо, как мне показалось, почти что шепотом, сказала, что я могу посетить храм моего отца. Я, заикаясь, многократно переспрашивал, зная, что храма нет, что стоит уродливый могильник на святом месте, а она тихо повторяла: “Храм, где служил Ваш отец”. Для убедительности уточнила: “Ваш отец, отец Павел, Павел Георгиевич Ансимов. Приезжайте. Там идут службы. Отец Дионисий…”
Храм восстановлен? Отец Дионисий? Мой отец… Восстановленный храм… Ехать к этому могильнику, к той глыбе, которую я в ужасе объезжал пор дороге в больницу?»
Сын написал книгу об отце. Отец — священник Павел Ансимов, расстреляный 21 ноября 1937 года на Бутовском полигоне и в июле 2005 года причтенный к лику новомучеников и исповедников Российских. Сын — музыкант, профессор, режиссер-постановщик Большого театра. А тогда ему было 15 лет.
Острый вкус к детали, яркие образы удивительной силы. Композиция книги музыкальна — не вычислена по линейке и циркулю, подчинена не хронологии, а внутренней силе образов. Это не портрет. Не собрание нравственных уроков, вопреки заглавию. Не икона и не житие. Не воспоминания в прямом смысле слова: многие главы включают то, чего автор книги не мог знать, видеть, помнить,— то, что было до его рождения, то, чего не видел никто из живых и о чем не мог рассказать отец. Не документальная проза: здесь много анахронизмов, ошибок в деталях быта — это при всей выпуклой яркости и силе!
И даже непонятно сперва, как это возможно – совместить художественное повествование, явный вымысел, домысел, искусную беллетристику — и сам предмет, саму его всё превосходящую реальность. Книга об отце. Но, замечая несообразности, с первой главы «Ансамбль», которая, как звук камертона, задает музыкальный тон книге,— захватываешься этим музыкальным потоком.
А потом он возносит к тем главам, где уже перехватывает дыхание, к тому, о чем написать невозможно, что нельзя представить воображением, что можно пережить, только умерев и воскреснув — и ты оказываешься вместе с теми — у бутовской расстрельной ямы, — надгробное рыдание творяще песнь: Аллилуиа.
В этой главе больше всего фактических неточностей, и всех этих людей НИКТО не мог видеть, значит, они «выдуманы»… Но свершается то, чего не может никакая литература сама по себе: свершается живое присутствие, оглушительный поток любви и подвига тех, чьей кровью украшена Церковь и чьей святостью мы живы.
Это писал сын — об отце. Только так это можно было написать. И невозможно было написать иначе, как разорванным сердцем — в единении с мученической смертью отца и побеждающей смерть Любовью.
Это книга о том, что смерти нет.
«По дороге я то откидывался назад, то, подъезжая к страшному месту, прижимался к стеклу. Я ждал еще одной встречи с уродливым саркофагом. Мелькнула ограда, около нее стояла та приветливая женщина. А за оградой — Боже! За оградой — чудо! Храм! Настоящий, живой, яркий, сверкающий, праздничный храм! Тот самый! Папин! Мой! Наш!»